Dear friends! Welcome to the Garm web site!

Viktor Shteinbrg. Memoirs

В 2008 году в Москве вышла книга Виктора Владимировича Штейнберга «Время и судьбы».

«Судьба Виктора Штейнберга, известного ученого-сейсмолога и исследователя, удивительна и замечательна. Московское детство и школа на Сретенке, геолого-разведочный институт, романтика дальних экспедиций и поездки в самые опасные точки планеты – туда, где произошли серьезные землетрясения. Города, страны, континенты… Эта книга – яркие страницы воспоминаний о человеческих судьбах и времени», – говорится в предисловии.

С любезного разрешения автора, мы публикуем отрывок из этой книги, посвященный годам работы Виктора Владимировича в Гармской экспедиции.


Семидесятые годы: Гарм. Таджикистан


С 1977 по 1982 год я принимал участие в работах Комплексной сейсмологической экспедиции (КСЭ) в Гармском районе Таджикской ССР.

Постоянно действующая Таджикская комплексная сейсмологическая (ТКСЭ, так она называлась в 50-е годы) была создана 1954 году. Она считалась совместной экспедицией ГЕФИАН СССР и ТИССС АН Таджикской ССР. ТИССС — Таджикский институт сейсмостойкого строительства и сейсмологии. Первый начальник ТКСЭ и научный руководитель — директор ИФЗ академик Григорий Александрович Гамбурцев, а после его смерти в 1955 году начальником ТКСЭ стал Игорь Леонович Нерсесов. ТКСЭ, а потом КСЭ была основной экспериментальной базой института, школой для многих молодых, в будущем известных сейсмологов (Ф. Ф. Аптикаев, Т. Г. Раутиан, В.И.Халтурин, А.А.Лукк, Б. Г. Рулев, А.В. Николаев, А. Я. Сидорин). В ней зародились принципы подавляющего большинства подходов и методов количественного изучении сейсмичности. В первые годы существования ТКСЭ ее научным руководителем был Ю. В. Ризниченко.

КСЭ включала в себя два полигона — Гармский и Талгарский. Гармский полигон расположен примерно в 200 километрах на северо- восток от Душанбе, в горном районе Северного Таджикистана, принадлежащего горной системе Памира. В этом районе в 1949 году произошло сильное Хаитское землетрясение. Он считался высокосейсмичным даже в пределах сейсмичной Памирской зоны. Талгарский полигон находился километрах в двадцати от Алма-Аты, вблизи города Талгара.

Я работал на Гармском полигоне. База полигона представляла собой огороженную стеной территорию в несколько гектаров на берегу реки Сурхоб. В пределах этой территории десятка полтора одно- и двухэтажных зданий – жилые коттеджи для сотрудников КСЭ, гостевой двухэтажный дом, помещение сейсмостанции «Гарм», длинное одноэтажное здание для обработки данных — камералка, столовая, гараж. На территории Гармского полигона функционировали 15 постоянно действующих сейсмических станций. Основной задачей экспедиции были детальное изучение сейсмичности, ее связь с тектоникой и геологическим строением и разработка методов прогноза землетрясений. Моя задача состояла в организации инструментальной регистрации ощутимых (3-5 баллов) и сильных (6-9 баллов) землетрясений, изучение влияния рельефа на сейсмические колебания. Последнее проводилось в рамках совместных советско-американских работ. Советские акселерографы ССРЗ-М и американские акселерографы были установлены на так называемом северном профиле, включающем станции «Гарм», «Ялдымыч», «Джафр», «Чусал», «Хаит».

Я развожу «приборы сильных движений» по этим станциям и устанавливаю их в «штольнях» — неглубоких (метра два с половиной - три в глубину) горизонтальных выработках в скале. На дне штольни – бетонный постамент, плита размером метр на метр, и к ней крепятся сейсмические приборы. В этих выработках темно и сыро. Они находятся за закрытой дверью, но все равно туда проникают змеи и особенно пауки — скорпионы, фаланги и даже каракурт. Поэтому после того, как откроешь дверь, и перед тем, как полезешь к приборам, нужно подождать и осмотреться.

Потом поездки по профилю и проверки приборов, не реже одного раза в неделю. Автомобильная дорога в горах. С одной стороны — крутой склон, с другой — обрыв, иногда глубиной в несколько сот метров. Часты крутые повороты. Перед тем как их объехать, сигналим, чтобы предупредить возможную встречную машину. На одном из поворотов сложенная из камней пирамидка и щит с надписью: «А Сергей Луш поехал прямо. 1963 год». Прямо — это в трехсотметровый обрыв. Шоферы любят ездить по этому серпантину ночью. Прохладно и меньше машин.

В целях изучения колебаний горных систем был проложен профиль от борта долины реки Сурхоб вверх по склону горы и до вершины. Моими партнерами с американской стороны были сейсмологи Брайан Такер из Массачусетского технологического института в Бостоне (МТИ) и Джерри Кинг из Университета Сан-Диего в Южной Калифорнии. База КСЭ в Гарме представляла собой отдельный поселок для сотрудников и для работы со всеми удобствами, нечто похожее на американскую базу где-нибудь в горах Пакистана. Кругом горы и кишлаки. Научный персонал почти весь из Москвы или, во всяком случае, это выпускники московских вузов. Шоферы с автобазы АН СССР, русские и таджики. Рабочие все местные, таджики.

Создание КСЭ — огромная заслуга постоянного руководителя экспедиции Игоря Леоновича Нерсесова, человека исключительно работоспособного, властного и немногословного. Это был подлинный хозяин КСЭ, с которым нужно было согласовать все, даже не очень крупные, научные и хозяйственные вопросы. А организовано И. Л. Нерсесовым было все, не только инструментальная сеть наблюдений, обработка данных, подготовка научных отчетов и публикаций, но и централизованное снабжение экспедиции научным и хозяйственным оборудованием, стройматериалами, горючим и продуктами питания. Потому и был важен Гарм — как полигон для советско-американских работ, как четко функционирующий объект, расположенный в высокоактивной сейсмической зоне. В системе КСЭ работали не толькo сотрудники КСЭ, но и другие лаборатории ИФЗ и группы исследователей, изучающие изменения электрического сопротивления и деформаций горных пород, а также геомагнитных возмущений и токов перед землетрясениями. В том числе и наша «инженерно-сейсмологическая», которую я возглавлял после смерти С. В. Медведева в 1978 году. При поддержке КСЭ поставили свои исследования ИФТАН СССР с использованием МГД-генератора для измерения кажущегося сопротивления горных пород до глубины 15 - 20 километров ТИCCC (сейсмические наблюдения). Отдельные группы КСЭ работали зa пределами Таджикистана. Так, например, отряд под руководством Ф.Ф.Аптикаева изучал сейсмический эффект взрывов и фон микросейсмколебаний естественного и искусственного происхождения в местах действующих и будущих сейсмических станций, регистрируюших землетрясения и атомные взрывы. В Душанбе недалеко от аэропорта была база КСЭ — отдельный одноэтажный домик, в котором останавливались сотрудники КСЭ и ИФЗ, направляющиеся в Гарм.

Полигон располагался в горном районе. Долина реки Сурхоб, оба «борта» долины — горы, довольно голые, возвышающиеся над долиной до 500-600 метров. По правому «борту» долины проложена автомобильная дорога протяженностью 80 километров – от Гарма до Джиргаталя. Кишлаки расположены на склонах гор и в межгорных долинах. Сейсмические станции, как правило, находятся на окраинах кишлаков подальше от бурного Сурхоба – от ударов воды о скалы возникают помехи на сейсмических лентах – микросейсмы. Летом (июнь – август) здесь жарко, температура до 34 - 35 градусов по Цельсию в тени. Зато ночью прохладно — горный район. Типично континентальный климат, довольно сухой. Иногда дует «афганец» — горячий сухой ветер с юга, из Афганистана. Он несет тучи мелкой пыли. Становится душно и пасмурно. Солнце сквозь море пыли смотрится как серебряная монета. Обычно это продолжается два, максимум три дня. Это тяжелые дни.

На станциях как правило, работают семейные пары, многие из России. Это удобно. Свое хозяйство. Есть сад, огород. С сейсмической аппаратурой работает обычно муж, а жена ведет хозяйство. Некоторые живут с детьми дошкольного возраста. На базу экспедиции в среднем раз в неделю завозят продукты. Снабжение очень хорошее. Продукты получают на складе в Душанбе, в том числе и такие, которые трудно купить в Москве и невозможно в провинциальных городах и поселках. Однажды привозят даже бочку пива, и все сотрудники бегут с чайниками и кастрюлями к снабженцу Саше Марьяновскому. Устраивается и общественное питание. После доставки на базу в Гарм продукты распределяют по станциям (развозят на экспедиционных машинах) и среди сотрудников КСЭ, работающих на базе экспедиции в Гарме. На базе сотрудники выращивают овощи – огромные помидоры «Бычье сердце», персики, виноград. Интересно, что несмотря на оторванность от Москвы и даже от Душанбе, сотрудники КСЭ любят Гарм, с удовольствием живут на базе и как трагедию восприняли ликвидацию базы и экспедиции в начале 90-х годов в результате известных политических событии (распад СССР и военные столкновения в Таджикистане). Почти за полвека наблюдений накоплен огромный сейсмологический материал, который фактически был разграблен в "окаянные" дни. Очевидцы этих событий утверждают, что встречали на рынке в поселке Гарм сейсмограммы, которые использовались в качестве оберточной бумаги. Но всё это впереди, а сейчас, во второй половине 70-х, экспедиция работает в полную силу.

Хочу рассказать о людях, работавших в Гарме. Игорь Леонович Нерсесов. Очень способный организатор, сильный и волевой администратор. Мог быть и весьма успешным научным сотрудником, если бы не тяга к административной деятельности, которая отнимала у него почти все силы и время. С виду мрачноватый и замкнутый. Игоря Леоновича уважают и боятся не только собственные сотрудники, но и работающие на полигоне американцы. Подозрительный. Опасается, как бы приезжие «щелкоперы» не воспользовались трудами и результатами экспедиции. Настолько привык к единоличной власти в экспедиции, что фактически отказался стать полноценным заместителем директора института. Был назначен на эту должность, но продолжал работать в Гарме, в том же режиме. Его самолюбие не позволяло ему быть на вторых ролях. Оно (самолюбие) и стало, на мой взгляд, причиной того, что Нерсесов не защищал докторскую диссертацию. Зависеть от оппонентов и членов ученого совета, выслушивать их замечания и наставления казалось ему унизительным. Ведь многих из них он не очень-то и уважал. Он был прекрасным начальником экспедиции и мог быть хорошим директором института. Хотя директор крупного академическою института должен быть дипломатом, Игорь Леонович Нерсесов дипломатом не был. Я думаю, большое счастье, что разрушение и гибель КСЭ в начале 90-х годов произошли не на глазах Игоря Леоновича.

В должности начальника КСЭ И. Л. Нерсесова сменил Александр Яковлевич Сидорин – научный сотрудник, изучавший изменения свойств электрических полей перед землетрясением. Все попытки спасти КСЭ оказались безуспешными, несмотря на поддержку со стороны дирекции ИФЗ (В.Н.Страхова). Разрушение государства и советской науки шло полным ходом.

Борис Павлович Волин – заместитель Нерсесова по хозяйственной деятельности. Крупный, очень живой мужчина, лет пятидесяти с небольшим, бывший фронтовик. Б. П. был человеком жизнелюбивым, общительным (но не со всеми). Хороший хозяйственник. Любитель рыбной ловли в свободное от работы время. Позже стал заместителем директора института по хозяйственной части. Конец жизни провел в отдаленной деревушке Костромской губернии. Рано весной уезжал из деревни на далекую лесную заимку, где до поздней осени жил один. Ловил рыбу, собирал грибы и ягоды. Был физически очень сильным человеком и в 90-х годах неожиданно умер от сердечного приступа.

Татьяна Глебовна Раутиан — рослая, физически сильная женщина лет пятидесяти (тогда, в конце 70-х годов). Ленинградка, из хорошей семьи. Веселая, живая и способная. Работала в свое удовольствие. Выполнила ряд важных работ по расчетам энергии землетрясений, предложила новую энергетическую классификацию. Виталий Иванович Халтурин – муж Т. Г. Раутиан. Высокий, импозантный мужчина, ровесник Т.Г. Ленинградец, из интеллигентной семьи. Его отец И.И.Халтурин в 20-30-е годы был известным литературоведом. Как научный сотрудник В.И. оказался достаточно сильным и активным исследователем, но послабее жены. Последние годы вместе с женой жил в США, работал в одном из подразделений Колумбийского университета. У В.И. и Т.Г. пять дочерей. Одна из них живет в США, замужем за американским геофизиком. Остальные живут в России и одна в Прибалтике

Т.Г. мало занималась семейными делами. В.И. больше. Вспомнаю как я помогал ему купать в корыте самых младших – двойняшек Маю и Зою. Попутно мы обсуждали вопросы измерения частотных спектров. И Раутиан, и Халтурин так и не защитили докторских диссертаций. Для этого нужно было иметь желание и настойчивость, свободное время, благосклонное отношение непосредственного начальства, то есть Нерсесова. Последнего обстоятельства не было, возможно, потому что И. Л. был кандидатом. Тот, кто сумел это сделать, например А. В. Николаев, сделал это, пожалуй, не благодаря, а вопреки желанию руководителя КСЭ.

Альберт Артурович Лукк. Алик – мой большой приятель. Когда я приезжал в Гарм, то много времени проводил у них в доме, где Алик и его жена Вера кормили и поили меня. Там была чудесная обстановка. Алик работал в КСЭ с начала б0-х годов. Занимался изучением механизмов очагов землетрясений, расчетами напряженного состояния земной коры и связями сейсмичности с тектоникой. Выполнил с соавторами большую работу по изучению внутреннего строения Земли (по сейсмическим данным) по профилю Памир – Лена протяженностью 3500 километров. Очень любил свою работу, Гарм и природу. В воскресные дни ловил рыбу – довольно далеко уезжал с приятелем на рыбалку. У Лукков вблизи дома был огород. Там они с Верой выращивали замечательно крупные и вкусные помидоры, перец, зелень. В саду росли персики.

Отец Алика – эстонец по национальности, воевал в Великую Отечественную воину. Женился на русской и работал бухгалтером в крупном совхозе в Казахстане. У него оставались ближайшие родственники в Эстонии. Однажды, уже после смерти отца, Алик решил навестить родственников — старшего брата отца. Тот с семьей жил местечке Пыльт-Самаа, недалеко от Таллина. Приехал, позвонил в дверь. Ему открыла жена дяди. Алик представился. Она очень холодно приняла его. После нескольких фраз она закрыла дверь, и Алик никогда уже не встречался с эстонскими родственниками. Причина холодного приема, я думаю, в том, что они не могли простить отцу его фактического ухода из эстонской среды в русскую.

История семьи Алика заслуживает отдельного упоминания. Его прадеды по отцовской линии в 60-е годы XIX века отправились из Эстонии в Россию на поиски свободных земель и осели за Волгой в Самарской губернии. Там они основали сыроварное производство. Их потомков в советское время постигла участь миллионов честных тружеников. В начале 30-х они были раскулачены и высланы в Казахстан. На станции Осакаровка на полпути между Акмолинском и Карагандой их выбросили в голую степь. Это спецпоселение даже не имело названия, а лишь номер — 6. Местное казахское население относилось к спецпереселенцам враждебно. Им внушили, что это враги народа и им запрещается оказывать любую помощь. Жили страшно тяжело. Отец Алика Артур Тынисович Лукк вначале сумел избежать этих злоключений. 1930 году он уехал в Ленинград, где поступил на экономический факультет ЛГУ. Проучился три года. В 1934 году после убийства Кирова был арестован как сын врага народа и выслан в Казахстан в Акмолинск. Там он позднее женился на матери Алика и до начала войны (лета 1941 года) проработал бухгалтером в гостресте совхозов. В 1941 году был мобилизован в армию, сначала на Дальний Восток, потом, в 1943 году, на Западный фронт, где в марте 1944 года был тяжело ранен под Смоленском и комиссован из действующей армии. Мать Алика Мария Васильевна Аркадова тоже из семьи репрессированных, высланных из Самарской губернии в Казахстан.

Там, в Казахстане, в русско-эстонской семье спецпереселенцев и родился Алик. После окончания школы поступил на физический факультет Ленинградского университета и после окончания ЛГУ начал работать в Институте физики Земли АН СССР. Сейчас Алик продолжает работать в ИФЗ. Так и не защитил докторскую диссертацию, хотя по своему уровню давно уже может претендовать на эту степень. На вопрос «почему?» он отвечает неопределенно: «А зачем, что это даст?». Думаю, бережет время и силы для творческой работы. Живет сейчас под Москвой. Дочь Вера работает в банке. Приемный сын Женя (сын его жены Веры от первого брака) с семьей жил в Узбекистане, по специальности он был инженер-геолог. В 2005 году перебрался в Москву. Погиб на буровой из-за несчастного случая. Для нас это был тяжелый удар. Во-первых, это сын наших друзей. И потом, мы помогли ему устроиться на эту работу.

На территории Таджикистана кроме КСЭ сейсмологические наблюдения проводит ТИССС АН Таджикской ССР (директор института (С.Х.Негматуллаев). У них своя наблюдательная сеть сейсмических станций, они проводят сейсмологические наблюдения в районах строящихся ГЭС, в частности в Нуреке. Это некоторым образом конкурирующая организация. ТИССС уступает по уровню исследований КСЭ. Таджики испытывают ревность к успехам соседей. Отношение между Нерсесовым и Негматуллаевым осторожные. Они должны сотрудничать или хотя бы делать вид, что сотрудничают. Нерсесов – потому что КСЭ работает на территории Таджикской ССР, где хозяева таджики. Негматуллаев – потому что заинтересован в поддержке московских академических верхов, в частности директора ИФЗ М.А. Садовского. ТИССС опосредованно, через ИФЗ, участвует и в «советско-американских работах по прогнозу землетрясений». Так официально именуется эта программа. Непростые отношения сложились и между КСЭ в лице Талгарской группы, и казахами из Института геологии АН Казахстана.

Местное таджикское население можно разделить на две группы – городское и сельское. Городское проживает в современных пятиэтажных домах со всеми удобствами. На окраинах много одноэтажных каменных и даже глинобитных домиков. Вокруг них растет зелень, на деревянных решетках висит виноград. По переулкам и небольшим улицам параллельно проезжей и пешеходной частям npoложены канавы-арыки с водой для орошения. Так, например, выглядит Душанбе. Сельское население живет в кишлаках. Одноэтажные глинобитные и каменные дома с тяжелой и плоской земляной крышей. Такая конструкция опасна при землетрясениях. Крыша обрушивается внутрь дома. Во дворе вокруг дома фруктовые деревья (яблони, вишня, черешня, персики, алыча, грецкий орех) и виноград. Все кишлаки электрифицированы, в некоторых проведен водопровод. Люди живут столетиями на одном месте и никуда не хотят переезжать. Рассказывают, что возникли огромные проблемы, когда власти надумали переместить на равнину население горных, «неперспективных», кишлаков. Было даже физическое сопротивление. Потом, через 8 – 10 лет, когда политическая ситуация изменилась, люди стали возвращаться в горы на прежнее место жительства.

Ближе всего к базе находится поселок Гарм, где проживает около трех-четырех тысяч человек. Есть больница. В ней работает жена одного из сотрудников экспедиции. Очень высокая смертность среди рожениц – это не из-за недостатка лекарств или профнепригодности врачей. Из-за заражений, не соблюдаются правила гигиены. Сельское население работает на колхозных полях и имеет собственные приусадебные участки. Выращивают, кроме фруктов и винограда, арбузы и дыни. Держат скот – баранов и осликов для перевоза грузов. Типичная картина – на ослике сидит таджик в полосатом халате и тюбетейке. Ноги свисают почти до земли. Сзади еще тюк с грузом, в руке веточка – погоняло. Редко у кого собственные автомобили. Есть мотоциклы, но мало велосипедов. На них трудно передвигаться по горным дорогам.

Группу американцев, работающих в экспедиции, приглашают в гости, в горный таджикский кишлак, в дом, принадлежащий местному школьному учителю. Визит этот согласован с местными властями, и главное – с КГБ (времена-то – брежневские). Троих американцев сопровождаю я и сотрудник КСЭ Саша Максимов. Я выступаю в качестве толмача-переводчика. Официальных переводчиков в КСЭ нет, многие научные сотрудники понимают и даже говорят по-английски.

Отправляемся в горы на двух машинах ГАЗ-69. У входа в дом нас встречает хозяин. Одет по-европейски – брюки и белая рубашка, на голове тюбетейка. Обращение церемонное, азиатское. Широким жестом приглашает всех за стол. Но стола как такового нет. Расстелены на земле ковры, на них мы садимся кругом, скрестив ноги, по-азиатски. Несколько бутылок водки и закуска – большие лепешки собственного изготовления (впрочем, такие продаются и в магазинах), зеленый лук, помидоры, огурцы, перец, вареные яйца и куски курятины. Вносится большая кастрюля плова. Таджики – мусульмане и, казалось бы, не должны пить спиртное, но водку пьют многие, особенно городские. Итак, пьем водку, закусываем. Тосты за гостей, за хозяина, за дружбу народов.

Американцы хотят поблагодарить хозяйку дома. На нашем пиршестве женщин нет, одни мужчины. Из комнаты выходят три женщины в традиционной таджикской одежде – длинные платья, платки на голове, стоят потупившись, смущаются и по знаку хозяина уходят. Это, видимо, были хозяйка, родственницы или соседки, помогавшие приготовить еду. Потом пьем чай из широких чашек (маленьких пиал). В больших пиалах едят лагман (суп-лапша с бараниной) и шурпо (суп с разными овощами). На нашем столе их не было, зато был плов. К чаю большие куски сахара. Его надо откусывать, а не бросать в чай. Поднимаемся, благодарим хозяина, он нас, и выходим. Учитель (он преподает русский язык в таджикской школе и говорит по-русски не совсем правильно), наклонившись ко мне, поощрительно говорит: «Слушай, как ты хорошо говоришь по-русски, почти без акцента». Это слово «почти» в него устах умиляет меня. Он принял меня за американца. Свидетель этой сцены Саша Максимов (он немного навеселе) подтверждает мою принадлежность к Америке: «Да, да, американец, еще и какой. Главный ихний шпион». С тем и уходим.

Работающие в Гарме американцы приезжают на длительные сроки. Некоторые с женами и даже с детьми. Вообще детей в Гарме немало. Те, кто постарше, играют в футбол и волейбол. Учатся в школе в поселке Гарм. Их туда возят на автобусе. Симпсон привез жену и двоих детей — мальчиков семи и пяти лет. Они охотно общаются со своими сверстниками — местными таджиками и русскими, детьми научных сотрудников КСЭ. Начинают понимать русский язык и даже говорить. Симпсон жалуется — особенно хорошо усваивают ругательства. Снабжаются американцы так же, как и сотрудники КСЭ, то есть хорошо. Большинство сотрудников КСЭ семейные и питаются по домам. Некоторые из сотрудников одинокие и питаются в столовой. Столовой пользуются командированные вроде меня и почти все американцы. В поселке Гарм американцев уже знают и даже приветствуют, называя по имени. Американцы жалуются на свой провинциализм: до приезда в СССР они ничего не знали о Средней Азии, да и об СССР тоже мало. «Таджики-водители больше знают о США, чем мы о СССР», – говорят они. Это высокомерие жителей великой державы. В США мало кто говорит на каких-либо языках помимо английского. Исключение – испанский. В США много эмигрантов из Латинской Америки, Мексики и Кубы.

Американцам нравится, что они могут ходить спокойно, без боязни быть ограбленными, ходить даже по ночной Москве. Это тогда, в 70-е годы. Позже, лет через двадцать, все изменится, и по ночной Москве будет ходить так же опасно, как по ночному Нью-Йорку. Ну, a в Гарме с этим совершенно спокойно. Правда, американцы одни, без сопровождения сотрудников КСЭ, за ворота базы редко выходят. Но все же выходят и иногда группой в 2 – 3 человека отправляются пешком в посёлок Гарм или просто гуляют по шоссе. Поразительно, но ни мы, ни американцы в Гарме не ощущаем никакой политической конфронтации между СССР и США. Это где-то далеко. Они восхищаются нашими джипами ГАЗ-69: «Ну, ужасно простая машина!» Никаких тебе излишеств вроде кондиционера, гидроусилителя руля, подушек и ремней безопасности и прочих финтифлюшек, без которых немыслимы американские машины. Американцы любят ездить по гармским дорогам. Водители иногда им это разрешают, но подальше от базы. При подъезде к воротам базы водители снова садятся за руль.

Ворота — вход на территорию базы — охраняют поочередно два таджика. Один худощавый низкорослый мужчина неопределенного возраста по имени Ахмет. Поражает меня своей невозмутимостью и спокойствием. Рассказывает Татьяна Глебовна Раутиан: «На сейсмостинции в одном из деревянных ящиков из-под фотобумаги какой-то шорох и потрескивание. Поднимаю крышку — там крыса. С воплем отскакиваю, зову Ахмета, он поблизости. Ахмет смотрит вокруг, находит в углу кочергу и пытается убить крысу. Ничего не получается. Тогда он cам залезает в ящик, крыса мечется и залезает к нему в широкую штанину. Он нащупывает и хватает крысу где-то выше своего колена, душит, вытаскивает из штанины и молча, торжествующе демонстрирует мне. Я в шоке. Какую же надо иметь крепкую нервную систему, чтобы вот так держать себя».

В этом районе водится всякая кусачая дрянь. Есть гюрза и эфа. Ужасно противные, мохнатые рыжего цвета пауки-фаланги. Попадаются скорпионы и даже каракурты — black widow (черная вдова). Таджики относятся к этому по-философски спокойно. Чтобы пауки не заползали в дом или в палатку, нужно перед входом расстелить баранью шкуру. Да таджиков почему-то редко кусают. Когда они свободны от работы, могут часами сидеть в чайхане на деревянном помосте и пить зеленый чай без сахара или вприкуску. Подаются фарфоровый чайничек с чаем и чашка — пиала. К чаю полагаются баранки. И конечно, идет медлительный разговор о делах, урожае, соседях, погоде и вообще бог знает о чем. Куда спешить! Жизнь течет медленно. И вести себя надо солидно, не мельтешить по пустякам.

В Гарм часто приезжают гости из Москвы. Так, вспоминается научное совещание в 1979 году. Директор ИФЗ М. А. Садовский, сын Н.С.Хрущева Сергей Никитович. Он разрабатывает вычислительную технику, в частности ЭВМ СМ-3, которая используется при обработке сейсмологических данных. Внук А. Н. Косыгина, сын председателя комитета СССР по науке и технике Алексей Джерменович Гвишиани. Он работает в ИФЗ, заведует лабораторией. Смешно смотреть, как эти двое, сын Хрущева и внук Косыгина, мирно беседуют друг с другом. Алексей Николаевич Косыгин не поддержал Никиту Сергеевича Хрущева в 1965 году, и последний лишился власти. Нет члена-корреспондента АН СССР Юрия Владимировича Ризниченко. С 1956 года и до начала 60-х годов он считался научным руководителем экспедиции, но потом
И.Л. Нерсесов «выдавил» его и теперь сам осуществляет руководство научной деятельностью КСЭ. Нет и некоторых других, например Е. Ф. Саваренского. К нему тоже прохладное отношение. Конечно, личные отношения мешают работе. Но ничего не поделаешь, люди есть люди!

Советско-американские работы по прогнозу землетрясений были начаты в 1973 году в соответствии с Межправительственным соглашением в области охраны окружающей среды. В них с американской стороны участвовали USGS (геологическая служба США), Университет Южной Калифорнии (Сан-Диего). Массачусетский технологический институт (MTИ), Блумингтонский университет (штат Индиана). На начальном этапе работ в 1973—1975 годах на Гармском полигоне была развернута сеть из 15 радиотелеметрических сейсмических станций в недоступной прежде высокогорной части сейсмоактивной зоны, которая вместе с 15 постоянно действующими сейсмическими станциями КСЭ составляли достаточно плотную сеть наблюдений. Делались попытки прогноза землетрясений на основе изучения поведения предвестников — изменения отношения скоростей распространения разных типов волн продольных и поперечных, электрического сопротивления пород, уровня сейсмической активности перед сильным землетрясением. Параллельно проводились лабораторные испытания по разрушению образцов горных пород и исследования процессов трещинообразования. В общую копилку совместных работ советские сейсмологи из КСЭ внесли большой объем данных по сейсмичности и геологическому строению полигона, а также геофизическим параметрам среды. Американские сейсмологи – современную технику наблюдений и обработки данных.

В целом результаты работ можно считать успешными. Хотя окончательно проблема прогноза землетрясений и не была решена. Причин тут несколько. Прежде всего это сложность и долговременность процесса подготовки землетрясений. Недоступность очагов землетрясений для прямых наблюдений (глубины очагов от 5 километров и более). Недостаточное знание детального геологического строения от поверхности Земли до больших глубин (десятки километров) и очень большая сложность геологического строения Гармского района. И, наконец, фоновые, не связанные с подготовкой землетрясения процессы (ну, например, сезонная периодичность в изменении параметров), мешающие выделению «на фоне помех полезного сигнала». Ключевым достижением предшествующих 1973 году работ и за период совместных работ являлась классификация аномалий – предвестников, выявление характера их изменения перед сильным землетрясением и разработка физических, представлений о процессах подготовки и предвестниках сильных землетрясений. Это был необходимый этап исследований. Но проблема оказалась сложнее и не решена по сегодняшний день. Ведь даже детальные наблюдения на более простой, чем Северный Памир, структуре – разломе Сан-Андреас на западе США – до сих пор не позволили решить задачу краткосрочного (дни – недели – месяцы) прогноза землетрясений.




ххх

Add your opinion

Your name:
Your email:
Your opinion:

Please enter number shown on the picture:

• 14.05.2019. Гарм КСЭ через 30 лет.
  Дорог...
  
• 18.01.2014. Питер Молнар - лауреат премии ...
  
• 21.04.2011. Медаль Рида - Татьяне Раутиан!...
  
• 08.11.2009. Первым делом - вертолеты...
  ...
  
• 31.01.2009. Обновления на сайте! Новые ссы...
  

• Помню Бориса Палыча Волина - при нем...
• 
  Спасибо, девочки, за сайт! Я там род...
• 
  Привет...
• 
  Спасибо за ваш сайт. Я бывал в Гарме...
• 
  Работали на станциях Хаит, Чусал, Но...
• 
  5507...
• 
  Мой адрес V_usenko@ukr.net...
• 
  Добрый день, Анатолий! Прими мои соб...
• 
  Как определить дату этого снимка? Ви...
• 
  Мой дед, Виталий Пономерев умер 17.0...
• 
  Мне очень понравился это сайт. Спаси...
• 
  Великолепная фотография. Спасибо!...
• 
  Потерялся Виталий Стефанович. Если е...
• 
  Любимый дедушка, лучший человек на с...
• 
  До сих пор иногда снятся горы и КС...