Since you are already here, then there is no need to explain what does Garm and К.С.Э. mean... You remember that it means beautiful mountains, fresh air, hot sun, and hot discussions about life, love, science, and politics. It means a lot of Plov, Vodka, friends, soccer matches and singing songs. Maybe, the beautiful mountains and good friends were more important, than seismology.
Thank you for being TOGETHER with us during those happy-happy days! Many-many years have passed, there is no К.С.Э. now, but we still remember Garm, and we still remember you. We still are your friends!
If you would like to add your photos or memoirs to this site, please, write us!
Olga Khalturina & Maya Khalturina
:))
Story by Vitaly Ponomarev N 7
1.
Восьмое марта – праздник особенный. Но в экспедиции, затерянной в глуши гор, он еще особенней. Представьте: горная река выкроила у подножья горы узкую полоску ровного места. На полоске этой, с одной стороны отгороженный рекой, а со всех остальных – забором из бетонных плит, небольшой поселок. Это и есть база экспедиции. Гора сложена палеозойскими гранитоидами, если вам это интересно. Вот и сиди в этой дыре круглый год, как кукарача.
Мужикам хорошо: то они где-нибудь на профиле, то у них рыбалка или охота, то бильярд, то настольный теннис, то они в преферанс режутся или наконец просто водку дуют.А женщины?
– И, главное, зло берет: то у него теннис, то преферанс! Я верчусь, как черт на колючках, а он: "Надечка, я тебе не нужен?" Видит же, что посуды грязной горы, пеленки загажены, немыто-неметено, грязь несусветная!.. "Нет, не нужен". Иди, черт с тобой, раз у тебя совести никакой нету!..
Ни магазинов, ни парикмахерской. Ни телевизора. Ни хотя бы телефона, чтоб отвести душу с приятельницей. "Так что, мужички, будьте любезны! Чтоб восьмое марта было – так восьмое марта!" – "Бабоньки! Да мы для вас!.."
Пошли на охоту и к праздничному столу уложили восемь (восемь! – не вру!) диких свиней. На склонах южной экспозиции зацвел миндаль. Полезли на крутизну, наломали цветущих нежным бело-розовым цветом веток. Обнаружилось, что кое-где уже пошли по горам небольшие желтые тюльпанчики. Набрали и этих.
Но все это подарки для женщин в целом. А мне хотелось сделать подарок именно ей. "Ей" – это моей жене. У людей семейных вопрос о подарке для жены обычно решается как? В семейном бюджете все учтено до рубля. Из него на бриллиантовое колье не отщипнешь. Обычно в преддверии праздника жена говорит что-нибудь вроде этого: "Тут одна женщина привезла кофточки из Прибалтики. Очень симпатичные и недорого. Я хочу купить у нее кофточку. Пусть это будет мне в качестве подарка." Мужу и гора с плеч: "Да ради бога!.."
Моя жена, кажется, загодя и купила уже себе какую-то тряпку. Но разве это можно считать подарком? Подарок должен быть неожиданным, чем-то таким, отчего бы у нее глаза от радости вспыхнули. Чтоб дух у нее захватило.
Почему мне хотелось сделать жене какой–нибудь особенный подарок? Потому, что она этого заслуживала. Подарка, безусловно, заслуживают все женщины. Но моя жена заслуживала его в особенности. Она работала учительницей – преподавала русский язык в старших классах кишлачной школы. Каждый божий день чуть свет, а то и затемно, она шла пешком от базы нашей экспедиции в кишлак, располагавшийся в нескольких километрах, – и в ветер, и в стужу, и в слякоть. Туда да обратно. И это же не по ровному. День в школе колотится, вечером дома вертится, а потом еще сидит заполночь за стопкой тетрадей, проверяет сочинения своих учеников. И так – колесом. Все вместе это тянуло на подвиг.
В конце января на затяжном подъеме – проселок к кишлаку, где была школа, в которой она преподавала, ответвившись от шоссе, шел все вверх и вверх – ее догнал на вездеходе начальник аэропорта, Георгий Михайлович. Его внимание привлекло вот что: после выпавшего ночью снежка следы моей жены вначале тянулись одинокой цепочкой, а затем, он увидел, к ним добавились следы увязавшейся за ней волчьей стаи. Волки, услыхав гул тягача, идущего им вдогонку, свернули к Миндалюле и скрылись в ее отрогах. Ну, Георгий Михайлович подобрал жену и довез до школы.
Летом волка не увидишь. Зверя более умного и осторожного, чем волк, в горах нет. Однако зимой волки теряют свою обычную осторожность и тусуются вокруг жилья. Рвут собак, дерут ишаков. Редкую зимнюю ночь не услышишь их воя. В особенности в морозные лунные ночи. Усядутся вокруг базы и воют, воют... Их пытались отстреливать из вертолетов. Но они прекрасно понимают, когда погода летная, а когда нет. В нелетную погоду они стаями справляют свои свадьбы открыто, на виду у всего кишлака. Но когда погода летная – все, их нет. Будто сквозь снег провалились.
2.
В числе прочих предпраздничных приготовлений руководство отрядило в Душанбе пару оперативных хлопцев, чтоб те закупили там все, что требуется к столу, а главное раздобыли бы шампанское. Начальник их предупредил: "Приедете без шампанского – лишу всех земных радостей!"
А вы думаете, это было просто – раздобыть шампанское в канун праздника? А дорога? В это время года официально она считалась закрытой. Шофер мог ехать, но на свою ответственность. Случись что – посадят. Если, конечно, сам жив останется. В особенности гиблым участком был Голубой Берег – узкая мрачная щелюга с неустойчивыми, осыпающимися склонами, сложенными серыми породами голубоватого оттенка. По весне туда было лучше не соваться. Тем не менее, поехали.
На следующий день радист, рыжий такой, обычно хмуроватый, выскочил из радиорубки веселым: "Достали!.. Везут!.." Их ждали к вечеру, но они не явились и ночью. Утром выяснилось: снова подгадил Голубой. Там такое творится! Туда не рискуют соваться даже дорожники. Наши с шампанским кукарекают на той стороне завала. Праздник повис на волоске. Какой же это праздник, без шампанского?
Мы на кухне столовой разделывали горы мяса. Меня послали за гитарой. Иногда такое вот предпраздничье бывает приятней самого праздника. "Эх, не могу я жить без шампанского, да без табора, да без цыганского!.." – весело ерничали мужики.
И тут к нам явилась депутация от наших женщин: растерянные, с расстроенными лицами, в легчайших таких платочках и чалмочках, скрывающих накрученные бигуди, со слезами на глазах:
– Мальчики, как же так?.. Да вы что?!.
– Таскать шампанское через завал под камнепадом?.. Девоньки! Да там сейчас такое!..
Те – совсем в слезы.
Вызвались двое самых слабохарактерных.
– Кто еще?
Стас воткнул нож в мясо:
– Ну, я.
Из охоты к риску Стас всегда был готов на любое опасное дело, но он не любил, чтоб его к нему вот так понуждали.
"Только, мужики, так, – напутствовал нас начальник. – Я вас не посылаю. Если что не так – я ничего не знаю."
3.
Обочина дороги была заставлена транспортом уже за километр до Голубого. На дороге небольшими хмурыми группами стояли люди. Мы медленно ехали по свободной полосе дороги, оставленной для экстренного проезда. Народ не спеша расступался перед машиной, поглядывал: черт их знает, кто такие!.. Мало ли...
Чем далее мы продвигались, тем тоскливее становилось на сердце. "Сколько можно из-за всякой ерунды подвергать себя смертельному риску?" – грыз я себя. Я что, не знал, на что подписываюсь? Шампанского им, видите ли, захотелось! Чудесно обошлись бы плодоягодным. Да ну его все в болото!.. Надо, пока не поздно, поворачивать оглобли домой, на базу!..
Вот и он, тот самый плакат: "Водитель! Помни: в твоих руках – жизнь людей!" У плаката мы спешились и далее, прихватив с собой пустые рюкзаки, с лямками на одно плечо, поволоклись пешочком. Вот мы уже спускаемся в горло этой мрачной щелюги, как в преисподнюю. "Оставь надежду всяк сюда входящий."
В самом ее преддверии – отвесная скальная стена. Под ней укрылось несколько человек. Это те, кому до последней крайности надо бы перебраться через опасный участок. Чтоб осмотреться, что и как, останавливаемся среди них и мы. С неба моросит, склоны низко перекрыты сплошной облачностью.
Так. Дороги нет. Она не обозначена даже уступом. Повсюду одинаково крутая осыпь. Похоже, дорогу теперь вовек не расчистят. Снизу идет мощный шум. Грязная пульпа в реке с промышленным грохотом дальше транспортирует то, что в нее непрерывно оползает, сыпется и падает с высокого отвесного обрыва: щебень, бульники... Внизу, у самой воды, на галечниковой отмели, искореженный самосвал: кому-то не повезло. Валяются еще: задний мост, наискось затянутый в гальку... Колечки оторванных колес... В общем, пейзаж в стиле авангардизма. Сейчас это модно.
Сверху, из облаков, белесыми прядями ползающими по склону, летят и летят вниз, то тесными стаями, то прореженной россыпью, то поодиночке все новые и новые каменные гостинцы. Камни скачут по крутизне, описывая длинные пологие дуги. На лету то ухают, то фыркают, то шуршат, то чирикают. Лязг ударов... То мелочь, то крупные... А вот они, сундуки какие запрыгали!.. Мчатся вниз, как разъяренные быки...
– Японский городовой! – поразился Стас. – Вот это да!..
Бултых! – с высоты обрыва прямо в беснующуюся хлябь... Бултых!.. Бултых!.. Картина динамически возвышенного, как сказал бы философ. Или литературный критик. "Влопался, дуррак."
– Ладно, – сказал Стас. – Хорошего человека трамвай не задавит, а плохого и не жалко. Хватит топтаться.
Мы выждали, пока камнепад немного затих и, по-черепашьи втянув шеи в плечи, – на манер того, как перебегают под проливным дождем, – ринулись вперед. В последнее мгновенье за нами увязался еще какой-то, в болоньевом плаще, в шляпе и с пронзительными усиками. В руке у него была большая, но, видимо, легкая круглая коробка, накрест перевязанная розовой лентой: подарок, не иначе. "А я так никакого подарка и не...".
Запрыгали по камням, как блохи. "Эх, не могём мы жить без шампшанского!.."
– Берегись! – в несколько голосов закричали из укрытия. – Посыпались!
Ох, мать!.. Я упал под защиту каменного блока, величиной со шкаф, залип под его слегка наклонной гранью.
Заячий визг какой-то раздался, тревожные крики. Я оглянулся. Тот, с коробкой, видимо, потерял со страху остатки соображения. Теперь он мчался обратно, к укрытию, прыгая в самой гуще камнепада. Шляпу он потерял и прикрывал голову коробкой. Это он визжал.
Бац! – дало ему по коробке камнем и выбило ее у него из рук. Бац! – подфутболил коробку на лету еще один камень. Он видимо, пробил ее и в ней застрял, сообщив ей скорость, невозможную при ее легкости...И вот бывают же чудеса! Ему это сошло. Добежал.
И нам сошло. Дуракам везет. Мы разыскали в колонне нашу машину с шампанским и прочим. В пару челночных рейсов мы все это и перетащили. Страху натерпелись, конечно. Не думаю, чтоб все это так уж отличалось от боя. Но чего для них не сделаешь! – я женщин имею в виду.
4.
Вот он, праздник!... Говор, всплески смеха, блеск глаз и нарядов, фейерверк ароматов. По стенам столовой плакаты игривого содержания. Столы составлены в один общий, у дальней стены изогнувшийся буквой "Г". На нем чернеют ритмично расставленные полушария казанов. Они полны кусков мяса, будто покрытых коричневым лаком. А знаете, кто готовил мясо? Ни много, ни мало – бывший поваренок из столичного ресторана "Пекин"!.. Вот так!..
В сени бело-розовых веток цветущего миндаля, между букетиков с миниатюрными чашечками желтых тюльпанов, красавицами, прибывшими на бал, гордо сверкают серебром и златом бутылки шампанского.
За столом, в грозном изобилии красоты, наши прелестнейшие подруги. Глядя на иную прямо ноги становятся ватными! Она как бы уже и не человек, а нечто динамически возвышенное. А как разнообразна их красота! Они у нас прямо как цветы. А цветы – как тоже красиво, хотя отчасти и туманно определил Кант – это свободная красота в природе. Та – Ночная Фиалка, та – Белая Лилия...
Ненастье задержало в горах отряд вертолетчиков. Куда ребятам деваться? Их пригласили к нам. Они явились: легконогие, в ладной летной форме, в ауре людей опаснейшей из профессий. И, между прочим, в данный момент не на привязи, как многие из нас.
Но, тем не менее, кто, все же, кто за столом сейчас в самом фокусе общего восхищения?.. Да мы, конечно, кто же еще! – наша овеянная славой троица!..
С раздувшимися от горделивой спеси шеями, с щеками в губной помаде – наглядными наградными знаками общей женской признательности. Это мы – мы! – подарили нашим женщинам радость полноценного праздника!.. Вот захлопали откупориваемые бутылки и пробки полетели в потолок. И это отчасти звучало, как салют в нашу честь.
Все бы хорошо. Но была во всем одна инородная пестринка: своей жене я какого-нибудь особенного подарка так и не... Общий подарок – это чудесно, однако... Она не обиделась, нет. Но некая тень витала. В общем, я чувствовал, что в качестве подарка она бы предпочла что-нибудь персональное.
Вальс, вальс, вальс!.. Меня властно утащила на танец Наталья. Тоже, разошлась. В глазах у нее – грозовая темень, и до того она красива, что на нее смотреть страшно. Но – смотрю, конечно. Это, все же, не бутылки таскать через завал под камнепадом.
Стас тоже нарасхват... Еще бы! У него один галстук какой: над черно–синим морем золотая луна, на песчаном берегу пальма, а на самом переднем плане – большая рыжая обезьяна... А как сидит на нем его праздничный костюм!.. Он в нем похож на элегантного гангстера из американского боевика. В общем, мы с ним с головой погружаемся в праздничную пену музыки, красоты и блеска. Мы с ним парим на небесах.
А для того, чтобы нас немножко заземлить, чтоб мы майскими шарами не улетели бы в не знающую предела голубую праздничную высь, существуют наши жены. Моя, улучив минутку, негромко, со спокойным приветливым лицом, но с учительской стужей во взгляде, цедит мне:
– У тебя лицо в губной помаде. Иди умойся. И хватит тебе пить.
Что ж. Жены так устроены: она хочет, чтобы ее мужем все восхищались. Но когда им восхищаются, она этого уже не хочет.
– Может, пошли потанцуем?
– Я за день достаточно натанцевалась. Пойди посмотри, не проснулась ли Виточка.
Дома тихо. В углу на полу, занавешенная чем-то золотисто-розовым, настольная лампа – как бы ночник. Виточка, конечно, спит, – иначе бы она ревела на всю базу, как сирена. Вглядываюсь в золотисто-розовую полумглу колыбели. Да, спит... Во сне лицо у нее грозно нахмурено: "Вот, подрасту, – дам вам всем шороху!" В доме порядок – чисто, убрано, вымыто. Пока я геройствовал... Какая-то она у меня, все-таки, восьмижильная... А я для нее так ничего и не... Волки, вот, чуть ее не съели... Ох, бедные женщины!.. Ну, ладно, не будем о грустном.
А музыка гремит, а танцы!.. Меня снова увлекает Наталья. "Эти глаза напротив!.." Ах!..
Моя сидит у стены, безмятежно глядя на раскручивающийся праздник. Сама она у меня танцами не увлекается. Руки на коленях. Сидит, смотрит. Ей этого достаточно. Она у меня такая: спокойная, в очках. Учительница, в общем. В школу да со школы. Да там. Да дома. За день так накувыркается... Ей в радость просто посидеть спокойно.
Меня она как будто не видит. Но это же – учительница. Я знаю: отлично все видит. Ее взгляд я кожей чувствую.
5.
А праздник все раскручивался. Естественно, кое–кто из мужиков косо поглядывал на симпатичных легконогих вертолетчиков с самого начала. Но когда начались танцы, и они стали кружить в вальсах наших Белых Лилий и Ночных Фиалок, дело запахло дракой.
Ко мне подошел командир отряда вертолетчиков. Лицо приветливое, но твердое. Он отвел меня в сторонку покурить. Когда мы закурили, он задал вопрос:
– Виталий! Мы тут обстановку не знаем, а скандала не хотим. Скажи: с кем тут можно потанцевать, чтоб к нам не приставали с вопросами?
Я что – Царь Соломон, чтоб решать такие ребусы? Кто это может настолько разобраться в сложнейших и столь изменчивых арабесках человеческих взаимоотношений, чтобы дать в этом какие-то обоснованные рекомендации? Хотя... Чтоб я отличался какой-то особой быстротой мысли – нет, такого я за собой не замечал. Да и другие, я думаю, тоже. Но мысль, мгновенно пришедшую мне тогда в голову, я и поныне полагаю блистательной.
– Вот с этой танцуйте! – указал я глазами на свою жену, смирно сидевшую на стуле у стенки.
Командир вертолетчиков тут же выбросил едва початую сигарету, одернул на себе темно-синий китель с золотыми шевронами и твердым шагом направился к ней.
Что было!.. Такого грандиозного успеха не знавала не то, что моя жена, но даже наши самые-рассамые. Наоборот, они теперь глядели на происходящее глазами, полными недоумения и зависти. На танец с нею образовалась очередь. Ее отхлопывали, делали ей комплименты, смешили и даже грязно приставали, – и какие кавалеры! Ка-кие кавалеры!..
Люди устроены как? Глядя на этот повальный успех, к ней начали подбивать клинья и наши гвардейцы. Тоже, раскрылись глазки. Да я ее сам не узнавал!
Какая она тогда была счастливая!..
Многие лета прошли с той поры. Уже у нас и внуки пошли, а она все продолжала твердить, что в то Восьмое марта я подарил ей самый прекрасный подарок за все наши с нею в общем-то неплохо прожитые годы.
Notice: Uninitialized string offset: 0 in /home/rbbw2/8.rbbw2.z8.ru/docs/story.php on line 37
Notice: Uninitialized string offset: 0 in /home/rbbw2/8.rbbw2.z8.ru/docs/story.php on line 37
Сайты наших друзей и земляков:
--------------------------------- Анастасия Коляда, она же Стася, внучка В.И.Халтурина, инструктор по горным лыжам, научит вас кататься на лыжах и сноуборде: