Dear friends! Welcome to the Garm web site!

Story by Vitaly Ponomarev N 12

Когда наметилось наше сближение с Западом, шеф, чтоб немного причесать нас под Европу, пригласил в экспедицию учительницу английского языка – совершенно ослепительной красоты юную армянку. Звали ее Заной. Скоро выяснилось, что учительница была очень смешливой. Покажи ей палец – и все, ей этого хватит.

Соедините лилейную белизну с цветом розы благороднейшего бледно-розового тона и вы получите представление о цвете ее лица. О глазах и говорить нечего. «Звезды сияют во мраке их глаз». И это не метафора. А фигура!.. – тут я вообще молчу. Короче, шеф, как всегда, знал, что делал. Мужики валом повалили на курсы английского. Даже те, кто совершенно свободно могли обойтись без английского. Даже Паша.

Конечно, в той или иной степени неравнодушны к нашей юной наставнице мы были все. Но Пашу ее красота ввергла в какое-то непреходящее ошеломление. Теперь, когда Паша заявлялся домой несколько позже обычного, его Анюта у него не без въедливости справлялась: «Что, был на уроках армянского?..»

Что я скажу? Сложно это, приударять за блистательными учительницами английского под присмотром жены. А при темпераменте и особых способностях Анюты, добавлю, – и опасно. Поговаривали, что она – ну, не то, чтобы так уж и ведьма, но, вроде бы, кое-что умеет…

Так все шло своим чередом, пока по ходу дела не случилась одна досадная колдобина. Как то на уроке учительница задала Паше вопрос. Ему надо было ответить: «Ай эм». Он же выдал: «Я ем». Генка тут же услужливо разжевал: «Он – ест. Кушает. Делает ам-ам».

Она запрокинула голову, и ее лилейное горлышко затрепетало от звонкого смеха, как у поющей певчей птички. Паша, при его бешеном самолюбии, пережить такого не мог. Он перестал посещать курсы.

В чем Паша мог дать фору кому угодно, так это в рыбалке. Рассказывали, например, такое. Однажды он набрел на лагерь геологов и присел перекинуться с ними словом-другим. В котелке над костерком у них кипела пустая вода. Двое топтались у реки с удочками, остальные вожделенно – и тщетно – ждали улова. Глядя на их незадачу, Паша подошел к рыбакам, взял у одного из них удочку, и – на его же снасть, на его насадку, как в цирковом номере, – извлек им на уху из той же заводи несколько хороших форелей. Его провожали взглядами – завистливыми у мужчин, восхищенными у женщин.
Вот видала бы его учительница английского на рыбалке!..

И – нате вам! Жизнь иногда делает такие сюрпризы. Как-то под выходные мы собрались на рыбалку в ущелье, где находилась одна из наших сейсмических станций. Учительница, – чего уж тут! – немножко на базе скучала. Генка и предложил ей прогуляться с нами. Видели бы вы, как она обрадовалась!..

Вот мы все уже в сборе. Почти все – почему-то нет одного Паши. Нет и нет. Я пошел выяснить, чего это он застрял. Надо сказать, женщины в своей массе к рыбалке равнодушны. За исключением жен любителей рыбалки – те ее просто ненавидят. Они полагают – нередко и вполне справедливо, – что мужики, по своей природной лени и бессовестности, придумали рыбалку, чтоб отлынивать от исполнения своих обязанностей по дому.

Я зашел к Паше в тот самый момент, когда его Анюта, пнув подвернувшийся под ногу горшок с кофе (про кофе я тут, конечно, аллегорически, чтоб обойтись в рассказе без вульгаризмов), схватила собранный Пашей в дорогу рюкзак и, с высоты своего роста, – женщина она была высокая, статная, – в трансе ярости вытряхнула его содержимое на пол. Нельзя было ею не залюбоваться: ни дать, ни взять – богиня с рогом изобилия.
Паша, черный как туча, осев на карачки, стал молча собирать в рюкзак раскатившиеся по полу консервные банки и прочее, что там было. Собрал, поднялся – все так же молча – закинул рюкзак за спину и вышел.

Анюта вылетела на крыльцо, захватив ревущего во все горло обгаженного младенца. Потрясая вслед Паше этим младенцем, она исторгла из самой глубины души: «Сволочь! Если поедешь – никогда тебе этого не прощу! Слышишь?! Ни-ког-да!!.» И, замечу, это тогда она еще не знала, что мы с собой прихватили и учительницу английского. «Папочка! Родненький! Не покидай нас!!.» – горестно заблажила их девочка-подросток. Но тут я пас. Чтоб описать все это, требуется перо Достоевского.

«Не все такие!» – возразят мне. А я что, сказал, что все? Иная, наоборот: езжай, мол, то, да се, немножко развейся, перемени обстановку, так уж мы устроены, что время от времени должны отдыхать друг от друга… –ну и все такое. Когда надо, у них появляется и ум, и красноречие… Что я скажу? Если вас вот так настойчиво выпроваживают из дому на пару дней – и ночей, естественно, – тут тоже есть над чем поразмыслить. Еще неизвестно, что хуже. Нет, путь рыбака розами не усыпан.

На сейсмостанции – там, куда мы приехали – нас угостили медовухой. Для не очень осведомленного читателя сообщу: медовуха – это крепчайший самогон, который гонят из браги на меду. С сего напитка, бывало, – и не у таких, как мы, – и дух перехватит, и скупую мужскую слезу выжмет.

Отведав напитка, Генка сказал, что хрен бы с ней, с рыбалкой: он остаётся тут, при канистре с медовухой. А если с ним останется еще и Зана – то все: ему больше вообще ничего не надо. Та запрокинула головку с дрожащим нежным горлышком. Тем не менее, отсмеявшись, она не без кокетства сказала, что нет: ей, де, интересно посмотреть, как Паша рыбу ловит. Нет, вы представляете, какая Паше масть пошла?

Не думаю, чтоб учительница симпатизировала Паше в каком-то особенном смысле. Мне кажется, она просто к нему немножко подлизывалась, – чувствовала, что тогда на уроке получилось как-то не очень хорошо. Но он воспарил на седьмое небо.

На речку явились навеселе. Друг! Я не стану говорить тебе, что пить нехорошо, – главным образом потому, что убеждать в этом человека, склонного к выпивке, – дело совершенно бесполезное. Того же, кто не пьет, и убеждать не надо: он и так не пьет. Равно как по той же причине не стану призывать к умеренности. Но вот что, как говорится, заруби себе на носу: если тебе уж случилось выпить чего крепкого, сиди на том месте, где выпил, как пришитый. Не счесть неприятностей, которых ты избежишь таким простым способом.

На речке Паша с Заной набрели на заводь, которая показалась Паше соответствующей моменту: тут было на чем себя показать. Заводь располагалась среди реки – довольно, впрочем, в этом месте узкой, – за большим утесистым камнем. Глинистый берег был в этом месте обрывистый, высотой метров пять, и, чтоб сделать заброс в заводь за этим камнем, требовалось немалое искусство.

Чтоб удобней было делать забросы, Паша спустился по обрывистой стенке берега почти до уреза воды. Юная наставница обеспокоилась: струя реки в этом месте была с подбоем под берег, а Паша, – с тем презрением к опасности, которое свойственно людям, хватившим медовухи, – завис над грохочущей струей, что называется, на честном слове. Вот он изготовился, чтоб сделать заброс…

Совместить все возможные достоинства в чем-то одном – дело, по разнородности привходящих, практически невозможное. Конечно, медовуха, сама по себе, напиток бесподобный. Она делает мужчину нежным и, вместе с тем, отважным. Но и дальность, и точность заброса она ухудшает, – это проверено опытом. А тут размаха для заброса не было, да еще делать его пришлось из положения очень неустойчивого, да еще ветерок, и Паша, к своему позору, с первой попытки запутал леску в «бороду». Зана сверху с тревогой наблюдала: она боялась – и не без оснований, – что подвыпивший Паша вот-вот свалится в реку. А это же – горная река, не пруд с кувшинками, где с гнилого дна пузыри идут и лягушки квакают.

Тем не менее, Паша леску распутал и изловчился для повторной попытки. Повторный взмах удилищем… По чувству ему сначала показалось, что это пребольно жиганула его в нос оса. Но дело оказалось гаже: в ноздрю ему впился крючок!

Говорят, если мелом провести по полу черту, взять курицу и наклонить ее голову к этой черте, она впадет в состояние гипнотического транса и далее так и останется стоять, совершенно неподвижно. Тут с нею что хочешь, то и делай. Что-то похожее случилось и с Пашей. Он окостенело застыл, держа удилища на отлет и дико кося глазами на свой нос, пронзенный крючком. Как говорится, нет повести печальнее на свете. Стас – он прибежал на истошный вопль наставницы прежде других – нашел, что Паша в тот момент был похож на прикованного к скале Прометея…

Хорошо. То есть – ничего хорошего: что делать дальше? Вывести жало наружу, чтоб откусить его кусачками, оказалось невозможным: жало пряталось где-то в глубине ноздри. Довольно волосатой, между прочим. Во всяком случае, Федя, зорко заглянувший в нужную ноздрю, отстранясь, безнадежно махнул рукой и сказал: «Тайга!». Вы думаете, он задался целью рассмешить учительницу? Ничуть. Федя у нас был человек серьезный. Просто он умел доходчиво передать мысль или впечатление. Но Зану замечание Феди едва не угробило: от непереносимого напряжения сдержать совершенно неуместный в этих обстоятельствах смех, у нее даже белки глаз порозовели. Казалось, тронь ее, и все: она лопнет.

Почесав репу, мужики решили: да вырвать его к такой матери плоскогубцами, и все дела! Не бросать же из-за такой ерунды рыбалку!.. План операции запустили уже было в дело. Стас набрасывал круги вокруг Паши и пощелкивал плоскогубцами, как палач, собравшийся рвать ноздри подопечному, – примеривался, как бы ему взяться за дело половчее. Но тут кому-то пришло в голову, что вырвать, мол, дело нехитрое, но не получится ли от этого у Паши в носу третьей дырки?

Стас, которому не хотелось отступаться от исходной задумки, – он не любил пятиться, – стал всех уверять, что так, может, даже лучше. Нос с тремя дырками – это находка для фольклорного ансамбля. На таком носу фугу Баха, конечно, не сыграешь – регистра не хватит. Но на нем, как на пастушьей дудке, можно наловчиться наяривать что-нибудь простенькое, в три ноты. «Ты станешь знаменит! – похлопал он Пашу между удрученно опущенных лопаток. – Тебя в цирке станут показывать».

И все: это была последняя капля. Наша наставница опустилась на куцую весеннюю травку и зарыдала от смеха. И более уже с этим не переставала. Ее пытались отпаивать водой, но бесполезно: она тарахтела зубами о край кружки, и это все. Шутки – шутками, а дело оборачивалось хреново: надо было сворачиваться с рыбалкой и везти Пашу в районную больницу. Да, пожалуй, и Зану – та все хохотала. Это – за семьдесят километров!.. А теперь вообразите себя на месте Паши: все семьдесят километров – в виде самом жалком, с крючком в распухшем носу, на глазах у давящейся непреходящим смехом Заны!.. Для Паши с его бешеным самолюбием это был, как сейчас выражаются, полный абзац.

Конечно, смех Заны вполне тянул на смеховую истерию, приключившуюся с нею от пережитого волнения. Но по этому поводу я замечу вот что. Стас на всякий случай – может, чтоб было потом за что сподручней ухватиться, – обрезал леску у крючка не до конца – получился такой неуместно кокетливый хвостик. Глядя на этот хвостик и на то, как Паша время от времени скашивал зрачки к переносице, я чувствовал, что начинает непроизвольно трястись в животе даже у меня. А уж Пашина незадача не взволновала меня до смеховой истерики. Это абсолютно точно.

… Тут я сделаю небольшое лирическое отступление. Мне, как и всякому пожившему на свете человеку, случалось видеть мрачных людей. Да иногда я и сам такой. Но недосягаемым эталоном мрачности для меня остался мой сосед по купе, ехавший отдыхать на юга. С ним произошло такое. Многочасовая поездка в поезде – дело долгое и нудное. В особенности, если ты куда-то нетерпеливо устремлен.

Мой сосед, чтоб как-то скоротать время, пошел в туалет. Там он устроился на стульчак и стал мечтать – ему, как и всем нам в таких случаях, мерещились пальмы, цветущие магнолии, цинандали, сациви и игривые партнерши в шелковых брюках нежнейшей кремовой расцветки. Все, так сказать, цвета жизненной радуги.

Вся же суть вот в чем: свои деньги он, для лучшей сохранности, держал в потайном карманчике, пришитом изнутри трусов. И что ж? В мечтах он доерзался на стульчаке до того, что деньги у него и выпали из трусов, спущенных вместе со штанами. Наконец, он встал, – дверь все настойчивей дергали снаружи и вот уже в нее стали стучать чем-то железным, – небрежно нажал штиблетом на специальную педаль. Тот, кто езживал в поездах, понимает, о чем я. В открывшееся отверстие ворвался наружный грохот и деньги – вместе с остальным, менее ценным содержимым унитаза, – смыло на неуловимо быстро мелькавшие шпалы скудно плеснувшей водичкой.

Представляете? У него даже не осталось мелочи, чтоб расплатиться за чай с кондукторшей – женщиной, как тут же и выяснилось, довольно грубой. Вот он был мрачный, так мрачный. И Паша почти теперь до него дотягивал…

Так мы и ехали все семьдесят километров – Паша, мрачный, как Вельзевул, и хохочущая, как фурия, преподавательница английского. Ужас.

Хирург Джамол – элегантно худощавый, с густой сединой в густых кудрях, в прекрасно сидевшем на нем европейском костюме, – осмотрел незадачливого пациента, взял какой-то из своих инструментов – потом оказалось, что это были все те же обыкновенные плоскогубцы, – и в одно движение вырвал ими крючок из распухшей ноздри. Паша ахнуть не успел. Джамол церемонно предложил ему взять освобожденный крючок на память – у Джамола было такое несколько величавое чувство юмора – но Паша не взял. Учительнице же дали какую-то сильную таблетку, и она, к общему облегчению, наконец, смолкла. Великое дело, все-таки, эта химия.

В целом вся история закончилась грустно. По приезде на базу наша наставница сказалась больна, а дня через три уехала. Так что в английском мы остались почти на том же месте, где и были. Мы понимаем, что такое «Ай эм», при случае можем это и ввернуть, но шекспиров в подлинниках не читаем. Скажу прямо: до этого нам далеко.

А знаете, о чем поговаривали у нас на базе? Что это позорище Паше спроворила его Анюта. Ей, мол, и не такое по плечу. Мужики жалели Пашу и между собой толковали, что, все таки, при выборе жены ему надо было бы быть поосмотрительней. Другие, кто поумней, им возражали: черт, мол, ее в девках разберет, какая она такая, пока она замуж не вышла. Что до меня, я как стоял, так и стою на своем: скорей всего, все же, дело не в Анюте, а в медовухе.

Рыбаки! Понимаете, к чему это я?..

Add your opinion

Your name:
Your email:
Your opinion:

Please enter number shown on the picture:

• 14.05.2019. Гарм КСЭ через 30 лет.
  Дорог...
  
• 18.01.2014. Питер Молнар - лауреат премии ...
  
• 21.04.2011. Медаль Рида - Татьяне Раутиан!...
  
• 08.11.2009. Первым делом - вертолеты...
  ...
  
• 31.01.2009. Обновления на сайте! Новые ссы...
  

• Помню Бориса Палыча Волина - при нем...
• 
  Спасибо, девочки, за сайт! Я там род...
• 
  Привет...
• 
  Спасибо за ваш сайт. Я бывал в Гарме...
• 
  Работали на станциях Хаит, Чусал, Но...
• 
  5507...
• 
  Мой адрес V_usenko@ukr.net...
• 
  Добрый день, Анатолий! Прими мои соб...
• 
  Как определить дату этого снимка? Ви...
• 
  Мой дед, Виталий Пономерев умер 17.0...
• 
  Мне очень понравился это сайт. Спаси...
• 
  Великолепная фотография. Спасибо!...
• 
  Потерялся Виталий Стефанович. Если е...
• 
  Любимый дедушка, лучший человек на с...
• 
  До сих пор иногда снятся горы и КС...