Since you are already here, then there is no need to explain what does Garm and К.С.Э. mean... You remember that it means beautiful mountains, fresh air, hot sun, and hot discussions about life, love, science, and politics. It means a lot of Plov, Vodka, friends, soccer matches and singing songs. Maybe, the beautiful mountains and good friends were more important, than seismology.
Thank you for being TOGETHER with us during those happy-happy days! Many-many years have passed, there is no К.С.Э. now, but we still remember Garm, and we still remember you. We still are your friends!
If you would like to add your photos or memoirs to this site, please, write us!
Olga Khalturina & Maya Khalturina
:))
Tanya Glebovna Rautian. Stories about Garm. Part 2.
Ночь под Новый Год
Зима в Гарме очень разная бывает. То, как в Евгении Онегине: "зимы ждала, ждала природа, снег выпал только в январе…" А то засыплет все кругом, а потом станет антициклон морозный, снег затвердеет, блестит на солнышке.
Пока еще цивилизация с ее бульдозерами и снегоочистителями не проникла в эти благословенные места, красота зимняя в диких горах - неописуема. Выйдешь ночью из дому полюбоваться - снег гладкий, никаких следов, только вместо дороги тянется узкая тропинка, да и ту часто поземка заравнивает, так что и не видно. Луна, черные тени на снегу от голых черных скал, торчащих из заснеженных гладких склонов, слабый желтоватый свет из окна, от пятивольтовой нашей лампочки - единственное "цветное" пятно на черно-белом, чуть синеватом ночном пейзаже. И - ни души. Тишина, звезды, луна. И ты ближе к мирозданию, суета цивилизации вроде бы и не существует вовсе. Как же нам повезло!
В такую ночь под Рождество (а при советской власти - в ночь под Новый Год) должны происходить какие-нибудь чудеса, какая-нибудь нечистая сила должна же появиться! И она появляется. Вышла я из дому подышать, полюбоваться морозной ночью. Стою, смотрю вокруг, слушаю тишину - только привычный рокот камней, которые река тащит по дну, шуршание шуги у берега, да иногда филин – вот он, торчит как столбик на профиле горного отрога - подаст голос:
- У-гу!
И вдруг - еще какой-то слабый, но не очень далекий зов:
- Аа-а!
Что это? Вот опять:
- Аа-а!…Аа-а!
Бегу домой.
- Виталий, послушай - что это?
Выходит. Стоим, слушаем. Ничего. Он уходит. Уже одиннадцатый час, скоро Новый Год. Опять:
- Ааа-а-а!
Но мне любопытство не дает уйти. Выхожу на тропинку в Гарм. Ее совсем занесло, не видно. Но под верхним рыхлым слоем можно ногами нащупать твердый гималай утоптанного снега - тропинку. Но чуть шагнешь с нее в сторону, или оступишься, или сама тропинка свернет с прямой - проваливаешься в снег до самого того места, откуда ноги растут. Иду, щупаю ногами тропу, снова слышу зов, какая-то в нем безнадежность и покорная тоска. Ближе. Что-то уже мерещится во тьме, какое-то пятно. Движется? Или в глазах рябит? «Что там, что там - пень? иль волк?»
Наконец, вижу. Да, это человек. Он запутался в снегу и как будто что-то ищет. Подхожу ближе. Оказывается, ехал он на лошади, слез на минутку, надо было. Запутался в штанах - их двое на нем было, холодно ведь. Пока разбирался - лошадь куда-то ушла. Куда? Ведь волки! В отчаянии звал ее, не видно ничего, что-то мерещится во тьме. Где она? Пошел искать, свернул с тропинки, завяз в снегу. Где это он оказался? Куда идти? Как? Тонет в снегу. Верхние штаны где то в снегу остались, закопались... Ни зги не видать…
- Да ладно, - говорю, - никаких волков тут нет, рано еще, они в феврале придут. Лошадь твоя уже давно дома, зачем ей куда-то уходить. Посиди, обогрейся, совсем замерз.
Только мы пришли с этим невезухой к нам домой - а уж время 11.50. Успели. Народные сказания об этой простой истории, выработанные по всем законам фольклористики, мы услышали лет через 30 от внуков ее героя. Там фигурировали волки, героическая битва с ними, победа сейсмологов, спасших жизнь телеграфиста. Что-то было и про коня, уж не упомню - но тоже сказочное и героическое.
10-тый класс для офицеров
Во время войны офицерские звания присваивали на фронте, там некогда было на образование оглядываться: убили майора, и назначают на его место лейтенанта, а у того – хорошо, если семь классов. А то и все пять. Но теперь - время мирное, офицером можно быть только с законченным средним, т.е. с десятилеткой. Дошло это указание и до Гармского военкомата. Дали один год на решение проблемы. Организовали для офицеров 10-й класс. Но оказалось, что учительница математики и физики «уходит в декрет». Что делать?
- Халтурин, выручай. Математику знаешь? Университет кончал? Будешь в вечерней школе преподавать, в десятом классе. 400 рублей получишь - полставки.
- Хоп, майли.
Правда, Виталий сам в девятом классе не учился - из восьмого сразу в десятый пошел. Так получилось. Но когда стал проверять своих десятиклассников - пришлось начинать с программы пятого класса. Кто забыл, а кто и не учился нигде после 5-го или 6-го. И вот три раза в неделю - поход в Гарм. Вечером. Занятия с 6 до 11. Пешочком туда семь километров и обратно столько же. Туда - еще светло, обратно - полночь. На дороге нашей, естественно, никаких фонарей нет. Однажды задремал на ходу и проснулся оттого, что нога не нашла опоры, не нашла дороги, провалилась вниз. Сел. Проснулся. Дорога вправо ушла, а впереди - далеко внизу - Сурхоб плещется. Посидел, подышал. Встал, окончательно проснулся и дальше пошел. Везунчик.
Через месяц надоело ходить. У нас на станции было две машины, ГАЗ-АА и ГАЗ-67. А шофера не было. Сел (впервые в жизни), потренировался немного во дворе и стал ездить. Но когда снег выпал - ездить не решился. Скользко, опасно. Опять пешочком. Таджики никогда ночью не ходят - волков боятся. Или нечистой силы какой-нибудь, про которую и говорить нельзя. Многие спрашивали:
- Как ты ходишь? Волки там!
- А у меня револьвер.
- Тогда молодец, это хорошо.
Конечно, никакого револьвера у него не было - да и откуда бы.. Правда, пару раз слышал волков - но не на дороге, в горах.
Солнечное затмение
В феврале должно было быть солнечное затмение, Почти полное. Виталию звонят из райкома:
- Слушай, Халтурин, приезжай. Говорят, солнце затмится, народ беспокоится, как жить будем.
Поехал. Небо зимнее – синее, чистое. Но вот затмение началось, смеркается. На площади перед райкомом собралась толпа таджиков, стучат кто во что горазд - в ведра, тазы, казаны, кричат что есть мочи. Оказывается, этого джинна, который солнце хочет украсть, надо напугать как следует, тогда он выпустит Солнце. И ведь правда! Не выдержал джинн, выпустил солнце. Гордый своей победой, народ живо обсуждает событие.
Восхождение на Мандолюль
Март месяц. Зима была снежная, наши склоны - южной экспозиции. Снег тут не тает - а испаряется. Внизу тепло. Наверху - еще снег лежит. Земля мягкая и идти легко. Пошли втроем - мы и Леночка. А что - пусть привыкает, ей уже почти 4 месяца! Подымаемся. Леночка спит себе на свежем воздухе, привязана простыней по-цыгански к шее папы. Прошли штольню, пещеру, миновали Скалу-Медведя. Дошли до гребня, там снежный козырек, в метр толщиной, изящно изогнутый. Вдруг вижу - в простыне ножки торчат, выпростались из одеяльца. Постелили на снегу простыню, развернули, увязали заново, пошли выше.
Оборачиваемся. Нам сверху видно всё: Петр 1 вздымается всё выше, внизу игрушечный наш домишко, станция, Сейсмики играют в догонялки друг с другом, крошечные, как муравьи. По дороге идет караван: пять ишаков с мешками на спине. На последнем ишаке, на мешках сидит мальчишка, свесив ноги на одну сторону. Наш Халтурабад разглядывает. Наверно, на базар картошку везет. Ишаки идут себе и идут, дисциплинированно. Видно, правду говорят, что осел - это звание, а ишак - это должность…
А вот взлётное поле нашего аэропорта и глиняная мазанка вокзала. Вот взлетает лучший в мире самолет АНТ-25, пролетает где-то внизу, ниже нас, чуть выше крыши нашей сейсмостанции. Разворачивается и улетает в Сталинабад. (Кстати самый популярный вид транспорта в наших краях - самолет, на нем держалась связь центра с районами еще с 1929, и, как оказалось, аж по 1992 год. Первый колесный транспорт, телега, прибыла в Гарм в разобранном виде, на самолете!).
Вершина Мандолюли - на 900 метров выше уровня долины и нашей станции. Но до неё мы не дошли. Скоро Леночку кормить, принимать по радио сигнал точного времени из Индии. Саимхуддин, наш препаратор, верно, уже проявил вчерашние сейсмограммы. Да, во-о-от они сохнут, пришпиленные бельевыми прищепками к веревке. Надо их обрабатывать.
Еще раз смотрим вдаль. Ах, почему мы не птицы! Так хочется взмахнуть крылами, покружиться над станцией и тихо приземлиться у своих дверей.
Большая вода
Сурхоб – ледникового питания. Поэтому больше всего в нем воды в июле. И вот в 1952 году 5 июля пришла самая большая вода. Поднялась у Гирдоу до уровня дороги в аэропорт. Сразу за камнем «Львиная голова» росли три тутовника, их водой унесло. А на том кусте миндаля, что растет, вцепившись корнями в львиную голову – всякий мусор – палки, ветки, сухая трава, но он выдержал.
Сель
Что-то случилось и на Оби-Хингоу. Там прошел большой сель, подпрудил реку, образовалось озеро. Примерно через месяц мы с Игорем поехали смотреть. Видим - дорога так плавно и уверенно входит в озеро. Где-то сбоку река промыла себе русло, а озеро так и осталось.
Грязь эта за месяц покрылась толстой сухой коркой. Кажется – можно идти. Но прошла несколько шагов – корка сломалась и я провалилась в жижу, что под ней. Вспомнились все рассказы про страшные засасывающие болота. Действительно, кажется, что засасывает. Но ничего, накидали веток, ногу вытащила. Впечатляет.
Камчатское великое
Ноябрь. Экспедиция уехала. Стало как-то непривычно тихо. Никаких срочных дел. И мы решили потратить вечер на то, чтоб проявить и напечатать собственные снимки. Сидим в фотолаборатории, печатаем, увлеклись. И вдруг – звонок! Сигнал сильного землетрясения. Входим в соседнюю с фотокомнатой регистрирную, смотрим на барабан – нет зайчика! Господи, что же случилось? И вдруг боковым зрением видим: зайчик на стене, сбоку, под 90 градусов от того места, где он должен быть! Ужас! Что такое? Ведь сильное местное землетрясение происходит! А наш зайчик убежал с ленты вообще куда-то на стенку... Но вот зайчик на стене дрогнул и, набирая скорость, переметнулся на другую стену! А, вот теперь понятно. Это – не наши грехи, это – не нарушение работы прибора. Это – другое, гораздо более сильное землетрясение. Но не местное – а далекое. Очень, очень сильное!
Подождали, проявили, доложили наверх. Оказалось – это сильнейшее Камчатское землетрясение, которое произошло в море, и вызвало цунами, уничтожило Тихоокеанский военный флот, смыло рыбачий поселок и забросило далеко на сушу рыбацкие корабли. Там и убежать было некуда – место низменное. Это мы потом узнали – ведь сведения о природных катастрофах были секретны. Чтоб народ не волновался, объясняли оптимисты. Потому что при социализме (!) не должно быть никаких катастроф, полагали другие.
Пожар №1
Уезжая осенью 1952 года, экспедиция нам, станционникам, задание оставила - вести все эти наблюдения и установить кое-что еще. В подвале регистрирного домика сделали бетонный постамент под сейсмограф и, чтоб быстрее затвердел, натопили печку. Вечер. Рабочие наши, строители, ушли домой в кишлак. Выхожу вечерком во двор, вижу - дымок из-под крыши новой регистрирной выбивается. Зову нашего заведующего, Виталия, стучу нашим мужчинам, механику и лаборанту:
- Ребята, горим!
Побежали, смотрят - дымок легкий. Не беда, сейчас затушим! С ведром воды в руке кто-то открыл дверь. А оттуда - ка-а-ак ахнет! Дом-то был плотно закупорен - не горел, а только тлел и производил генераторный газ. А как открыли, наружный кислород впустили - этот газ и вспыхнул, просто взорвался. Виталий звонит в поселок, в пожарную команду - нет никого, на свадьбу уехали, водитель пьян, остальные тоже.
Домишко сухой, деревянный, горит как порох. Что-то там временами грохочет. А вода у нас - из арыка глубиной 15 см, только около здания станции сделана ямка, такого размера, чтоб ведром почерпнуть, не задевая дна, не подымая мути. Черпанули пару раз - плещем в окно. Явно без толку. Вода падает на бетонный пол. Горит-то потолок, стены - а до них воду не добросишь, не доплеснешь - пламя жаркими языками рвется из окон, ближе трех метров не подойдешь. Вот уже крыша рухнула. Вдруг раздался гул и рев - это пополам разорвалась закрытая молочная фляга с русским маслом. Нижняя половина фляги изрыгает столб дыма и пламени высотой метра три, а на нем, там, вверху - пляшет, летает, не падает, верхняя половина фляги.Красота! Мощь! Гул! Страшно - и весело! Такая силища!
Вот уж огонь съел, что мог, стал утихать. Полночь наступила. Тут и пожарники приехали с баграми. Растащили обгорелыши стен - и уехали. Наутро мы пошли смотреть, что же осталось. Остались неповрежденными только чугунные постаменты, а от самих приборов - бронзовые лужицы на бетонном полу. У меня, как молодой хозяйки, наготовлено было на зиму разных солений-маринадов, варений - а от них тоже - застывшие лужицы, только стеклянные.
Из института - телеграмма: - все остатки сохранить, приедет комиссия. Остатки - обгорелые, но не сгоревшие до конца мешки с крупой, горелые банки со сгущенкой, горелые орехи, которых запасливый мой муженек заготовил было килограмм двести. Искореженный приборный металл отнесли на станцию, продуктовые остатки - на чердак. Мы считали, что горелые орехи несъедобны, а крысы не верили и катали их из угла в угол по чердачному полу, для нас – по фанерному потолку. Только, бывало, уснешь, как на потолке раздается грохот крысиного футбола…
Кушать нечего стало. Из запасов осталось только то, что было у каждого на кухне. Местные власти выделили нам, погорельцам, полмешка пшена, полфляги хлопкового масла и 5 килограммов твердокаменной чечевицы. Так мы и дожили до теплых дней. Мужики наловчились воробьев стрелять. Воробьи вечерами перед сном собирались на молодых наших деревцах и устраивали свои профсоюзные собрания. Тут в них, бедненьких, дробью. Десяток-другой упадет - глядишь и суп. Как потеплело - черепахи вышли на свежую травку. Тоже годится. Помнится, в Колумбовы времена черепаховый суп считался деликатесом.
Приехала комиссия из родимого института, состоящая из одного человека. Пожил у нас месячишко, попил чайку, сжег подчистую скудные наши запасы дров, уехал. И как результат его визита - наш институт подает на Халтурина в суд за преступную халатность. А время было - весна 1953-го. Но - спасибо товарищу Сталину. Он вовремя скончался и объявлена была так называемая Ворошиловская амнистия. Виталий "попал под амнистию". А то быть бы ему в местах отдаленных.
Но институт не отступился. Мало ли что амнистия! - И подал гражданский иск на возмещение убытков в размере 188 тыс рублей. И сколько-то еще сотен, десятков, просто рублей, и еще, помнится, 67 копеек. Сели мы с Виталием, взяли логарифмическую линейку и вычислили, что при окладе 1200 рублей в месяц, (14 тысяч в год), придется ему не есть и не пить, не покупать штанов, не ходить в кино и не наклеивать почтовых марок 188:14=13.5 лет. Загрустили мы.
И вот – суд. Виталий взялся сам быть своим защитником на суде. Мне не велел приходить. Да я и не смогла бы – Леночке только год, не с ней же туда идти. Аргументы у защитника были весомые: здание это было построено до нас, хозспособом, на балансе не числилось, пожарный инспектор, который проверял нашу пожароопасность, домик этот и не смотрел, несмотря на неоднократные требования заведующего.
Решение суда было коротко и ясно: "…а причина пожара - дымохода крыша, которая от него не зависит." И посему иск ГеоФИАНа - отклонить.
Уф!
продолжение следует…
Notice: Uninitialized string offset: 0 in /home/rbbw2/8.rbbw2.z8.ru/docs/story.php on line 37
Notice: Uninitialized string offset: 0 in /home/rbbw2/8.rbbw2.z8.ru/docs/story.php on line 37
Сайты наших друзей и земляков:
--------------------------------- Анастасия Коляда, она же Стася, внучка В.И.Халтурина, инструктор по горным лыжам, научит вас кататься на лыжах и сноуборде: